Мастер клинков. Начало пути - Страница 87

«Да уж, – стараясь не подать вида, что ошарашен этим сообщением, подумал я, – Что называется, приплыли. Спас дочь своего врага. И что мне теперь делать?»

– Барон? Что-то не так? – вывел меня из задумчивости голос девушки.

Я откашлялся.

– Нет-нет, всё в порядке.

– Странно, но я где-то слышала ваше имя, барон, – задумчиво глядя на меня, продолжила она. – Точно слышала, только не могу вспомнить, где и когда. Лицо ваше мне незнакомо, а вот имя я определённо где-то слышала.

«Лучше тебе не вспомнить, где», – пробурчал я про себя и подозвал Рона, который изо всех сил старался не рассмеяться, хитро посматривая на меня.

«Нужны бинты, – подумал я. – Из чего их сделать?».

Вещей у меня было всего ничего: тренировочная одежда военного покроя, в которую я сейчас одет, и праздничный костюм, сшитый для бала.

– Рон, у тебя есть ненужная одежда? – спросил я нубийца.

– Ага, полный тюк, – жизнерадостно ответил он. – Сам знаешь, вся моя одежда на мне. Правда, есть ещё тёплый плащ.

«Да и фиг с ней, – подумал я об одежде. – На балах мне больше не бывать, а тренировочная одежда для меня намного удобнее, чем та, которую и надел-то всего один раз. К тому же верхняя парадная одежда у меня останется, а под неё можно и чего попроще надеть».

– Принеси мой тюк, – приказал я.

Нубиец удивился, но на людях ничего говорить не стал, зашёл за бричку и достал из отсека для поклажи требуемое.

– Вытащи тот костюм, в котором я был вчера, и порежь его вот на такие полосы, – я пальцами показал ему ширину.

Нубиец удивлённо на меня посмотрел, как, впрочем, и девушка, которая, видимо отходя от пережитого шока, теперь не покачивалась, баюкая сломанную руку, а внимательно прислушивалась к нашему разговору.

– Рон, не заставляй меня повторять по два раза, – нахмурился я.

– Как скажешь, твоя одежда, – тихо буркнул Рон, и, достав кинжал, начал быстро полосовать мою обновку.

Отвернувшись от пропадающих десяти кесариев, я посмотрел на девочку. Та, увидев мой взгляд, сразу отвела глаза, делая вид, что разговаривает со стариком.

Когда полосы материи были готовы, я приказал Рону зафиксировать девушку на одном месте и принялся ощупывать место перелома. Она закричала от боли и попыталась убрать руку, но Рон не дал ей двигаться. Старик дёрнулся было в нашу сторону, чтобы защитить её, но был остановлен кинжалом одного из стоявших рядом с бричкой воинов.

– Если барон начал, значит, знает, что делает, – жёстко сказал воин старику. – Не мешай, он же сказал – рука может срастись криво, и тогда лекарю придётся ещё раз её ломать.

Старик сразу осёкся и теперь стоял чуть поодаль, с тревогой смотря то на меня, то на свою госпожу.

«Если бы ещё сам барон помнил, как правильно всё делать надо, – подумал я. – На хоккее я несколько раз ломал руки, так что нужно просто вспомнить, что в таких случаях делали врачи».

Где вспоминая, где просто предполагая, что делать, я нащупал, что смещения лучевой кости вроде бы не произошло, она просто переломилась от удара обо что-то твёрдое. Большего я обнаружить не мог, ведь если перелом с осколками, то всем моим стараниям грош цена, как бы ей не стало хуже. То, что девочку однозначно нужно показать лекарю, сомнений не вызывало, из меня-то доктор никакой.

Зафиксировав руку девочки под прямым углом, я начал накладывать гибкие ветви, закрепляя их оборотами самодельного бинта. Когда вся конструкция была готова, я сделал из своих праздничных бриджей уродливую косынку и, продев её через голову девушки, вложил в неё сломанную руку.

– Это всё, что я могу сделать. Завтра её нужно обязательно показать лекарю, – сказал я старику, делая знак Рону, чтобы он отпустил девушку, которая из-за моей неумелой операции кричала и дёргалась от боли.

– Жестокий садист! – навзрыд заплакала она, баюкая руку, которая явно очень болела.

– Мне побоку, – ответил я, возмущённый такой неблагодарностью. У меня без того были дела, нужно было решать, куда сплавить девочку и её раненых спутников, которыми сейчас занимались воины Карога.

Бричку, одеяла и плащи пришлось предоставить маркизе, которая, несмотря на все увещевания старика, продолжала плакать и отворачиваться от меня.

– Не расстраивайся, Макс, – сказал мне Рон, когда мы устраивались на лежанках, которые сделали из большого количества нарубленных еловых лап, сверху накрытых тёплыми шкурами, которые запасливый нубиец добыл из мешков убитых им сегодня врагов. – Она просто избалованный ребёнок, впервые увидевший насилие и жестокость. Пройдёт время – и она всё поймёт.

– Рон, мне всё равно, пусть делает, что хочет. Тем более, что сам знаешь, чья она дочь, – буркнул я, заворачиваясь в шкуру. Несмотря на жаркий огонь, ветки и подстилки, от земли ощутимо веяло холодом.

– Да уж, узнай герцог, что нанятые им разбойники убили его дочь, удавился бы сразу, – тихо засмеялся нубиец.

– Отстань от меня, я спать хочу, – сказал я и закрыл глаза. Хотя на самом деле сна у меня не было ни в одном глазу. Пусть мы и приняли решение продолжить утром свой путь и, доставив девушку и её воинов к ближайшему лекарю, ехать своей дорогой, но всё же её слова не выходили у меня из головы.

«Одни спят со мной из страха, вторые улыбаются за деньги, а третьи называют меня садистом», – вертелись у меня в голове нерадостные мысли об отношениях с противоположным полом.

Утро было тяжёлым, всё тело у меня задеревенело и, несмотря на жар костров, я едва смог встать, в горле ощутимо першило, а из носа начало капать.

– Рон, вставай, – прохрипел я, придвигаясь вплотную к костру, – я уже в ледышку превратился.