Мастер клинков. Начало пути - Страница 56

– Десять учитель, – спокойно сказал я.

Нубиец посмотрел на меня, прислушался к спокойному, не сбившемуся дыханию, потом положил мне на лоб широкую ладонь и сказал:

– Не нравишься ты мне сегодня. Знаешь, иди, отдохни денёк. Завтра продолжим, в это же время.

С этими словами, удивившими меня больше, чем если бы передо мной упал мешок с золотом, Рон ушёл на кухню. Я последовал за ним и позвал Марту. Кухарка с некоторых пор меня боготворила, поэтому всегда немедленно являлась на мой зов или выполняла просьбы.

– Да господин? – поклонилась она мне.

– Марта, пожалуйста, рассчитай сегодня Сатти, она возвращается в деревню, – вроде бы спокойно произнёс я, – и дай ей от меня пять кесариев, как подарок на свадьбу.

Марта недоумённо на меня посмотрела, с чего это вдруг я разбрасываюсь такими деньгами, но, уловив что-то в моём взгляде, закрыла рот и поклонилась.

– Как скажете хозяин. Найти вам новую служанку?

– Нет, Марта, пока не надо, – после вчерашнего у меня не хватило бы сил начать ухаживать за ещё одной девушкой.

Марта ещё раз поклонилась и ушла. Я вошёл к себе в комнату и заперся на засов, делать ничего не хотелось, я просто лежал и смотрел в потолок. За весь день ко мне никто не заглянул.

Следующим утром я хотел остаться в кровати, но снова, как в первый день занятий, был скинут своим учителем на пол и выбит во двор палкой.

К вечеру мне значительно полегчало, и я даже стал улыбаться на шутки Рона, который весь день старательно изображал из себя клоуна, что, вообще-то было не в характере строгого во время занятий нубийца. Когда он сдал меня Дарину, мне уже было значительно лучше и когда я услышал, как гном за работой едва слышно поёт себе в бороду какой-то мотив, то попросил гнома спеть что-нибудь для меня.

– Спой пожалуйста, Дарин, всегда хотел послушать песни гномов.

Удивлённый гном сначала молчал, а потом тихо запел, но с каждым куплетом и ударом молота его голос становился всё твёрже, чётче и громче. Я удивился, Дарин пел практически речитативом Высоцкого.

Вгрызается бобр зубами в кору,
Чтоб с нею забраться под воду.
Барсук землю роет, построив нору, –
Мы так же срезаем породу!

Насмешливы горы и молча плюют
Нам в душу немыми словами,
Но верные кирки их яростно бьют,
И ярость бурлится меж нами!

Пьет пиво рекой, кто под светом живет,
Чтоб страх утолить пред горами,
А мы ярость пьем, ту, что сил придаёт,
И смех лишь гуляет меж нами!

Пред нами дрожат и земля, и гранит,
А мы их все рубим и рубим.
Ни смертный, ни бог в шахтах не усидит –
Пусть влезут, и всех мы погубим!

Мы гор Короли, и подгорный предел
Пред гномом – что гладкое блюдце.
Коль сунется кто в наш просторный удел –
Своей лишь кровищей упьется!

Способны мы горы с землею сровнять
И реки заставить вспениться
И пустим под нож тех, кто смеет устать,
Чтоб ярости дать набурлиться!

Мы мир поднимаем одною рукой
С его обленившейся нудью,
Забудь, коль нас встретил, свой вечный покой,
Встречай Деву-смерть полной грудью!

Пусть битва не скоро – мы близим тот срок,
Плюем на огонь и потопы,
Мы – Кости земли, мы – Подгорный народ,
Все гномы дружно вперёд!

Заслышав песню гнома, все выбежали во двор и, открыв рты, слушали, как он поёт. Даже Рон вышел из кухни, что-то жуя на ходу и прислушиваясь к песне Дарина.

– Спасибо Дарин, мне очень понравилось, – поблагодарил я замолчавшего гнома, – А кто такая эта Дева-смерть, о которой поётся в песне?

– Может потом, как-нибудь расскажу, – ответил на гномьем Дарин.

– Кстати, Макс! – внезапно сказал гном. – Нужно ещё проверить твои знания других языков.

Гном с повернулся к Рону и крикнул.

– Рон, подойди сюда!!

Как не был грозен Рон, но гном был у него в авторитете, поэтому он быстренько метнулся к нам.

– Рон, спроси Макса о чём-нибудь на своём языке, – попросил его гном. – Не задавай лишних вопросов, просто спроси.

Рон удивлённо посмотрел на меня, потом на Дарина и произнёс на другом языке, который я тоже оказывается, знал.

– Максимильян балбес и неуч.

– Сам ты неуч и балбес, – обиделся я, ответив ему на нубийском, – чуть что – сразу балбес, а есть за счёт балбеса почему-то все любят.

Сразу после моих слов, Рон превратился в чёрную статую с широко приоткрытыми от удивления глазами.

Гном спросил меня что-то на каком-то языке, которого я не знал:

– Не знаю такого языка, – задумался я. – Но что-то мне подсказывает, что это какое-то тайное наречие гномов.

Гном покашлял.

– Точно говоришь Макс, – это наше тайное наречие, его знают от силы несколько сотен гномов.

– М-да-а, оказывается наш мальчик полон тайн, – протянул нахмурившийся нубиец. – Интересно откуда он знает столько языков?

– Самому интересно Рон, – ответил ему гном.

– Вот что, Макс, – после минуты задумчивости жёстко заявил кузнец. – Никому не говори и не показывай, что ты понимаешь больше пары-тройки человеческих языков, а уж тем более никогда и ни за что не проговорись, что понимаешь языки других наций, иначе тобой могут заняться Паладины.

Паладины, как я уже понял, выполняли тут роль Инквизиции, и знакомиться с ними у меня не было никакого желания.

– Но, Дарин, а если ко мне будут обращаться например с чем-нибудь?

– Всё равно лучше молчи, – отрезал гном. – Ты и так уже наболтал герцогу, на всю жизнь твоей болтовни теперь хватит.