– Таронский наёмник, – процедил он два слова и сплюнул на землю, выражая свои чувства.
– Пошли, спросим, чего ему надо, – удивлённо сказал я, дожидаясь когда дружинники поднимут решётку.
Наёмник спокойно заехал в замок и оглядываясь по сторонам, подъехал к нам.
– Эй, падаль, позвать мне барона Крона, – раздался его голос.
Один мой кивок Рону и лежащий на земле наёмник разговаривал уже совершенно другим тоном.
– Кто такой? Кто послал? Зачем нужен барон? – сократил я свою речь для простоты.
Наёмник нервно дёрнулся, когда наконечник копья нубийца легко коснулся его шеи.
– Тес, наёмник «Волков Тарроса», – быстро заговорил он, – приехал за ежегодной платой за охрану к барону Крону. – И добавил от себя, пытаясь выказать храбрость. – Барон как узнает, что вы со мной сделали, запорет вас до смерти. Они с моим командиром старые друзья.
Я хмыкнул, вот и странная строка в гроссбухе барона под названием «охрана» нашла своё объяснение, теперь надо выяснить, что же она включала в себя под этим понятием.
– Ну, допустим, барон умер и я его наследник, – спокойно ответил я наёмнику.
Воин недоумённо посмотрел на меня, а затем на Рона, ища подтверждение моих слов. У нубийца всегда был один, стандартный ответ на все вопросы, его он и дал наёмнику, стукнув его пяткой копья по ноге, в той части, где не было доспеха.
Наёмник взвыл и покрыл нас матом, на мат у нубийца был всё тот же универсальный ответ, на все случаи жизни, и воин покатился по земле, когда Рон, с виду вроде легонько, заехал ему между ног.
– Ты, наверное, мазохист? – спросил я у катающегося по земле наёмника. – Тогда тебе не к нам надо, а в соседний замок, к графу Шарону.
Наёмник, будучи уже учёным, рта не открыл, только с ненавистью посмотрел на нас обоих.
– Как смотрит, – восхитился Рон, – у меня прям мороз по коже.
– При такой холодине не только у тебя, – съежился я от ветра, всё же тренировались мы не в тёплых куртках. – В общем, быстро давай рассказывай, какая такая плата, и за что тебе барон должен платить, – поторопил я наёмника, – не видишь, мы тут мёрзнем на ветру.
Наёмник поднялся и голосом, полным злости, ответил.
– Барон Крон платил командиру Тарросу пятьдесят кесариев в год за охрану земель.
– Ух ты, – удивился я, – а от кого вы его охраняли?
Наёмник удивлённо ответил:
– От герцога Нарига, конечно.
Рон громко хмыкнул, я тоже не смог сдержать такой же звук.
– Ну, тогда передай своему командиру, что он «успешно» справился со своей охраной и барона Крона убили люди герцога. А я барон Максимильян, его наследник, и мне не нужна такая охрана, от которой нет никакого толка.
Наёмник взобрался на лошадь и уже отъезжая крикнул нам:
– Командир так дело не оставит, ты заплатишь за оскорбление, щенок.
Идя назад на тренировочное поле, я пытался разжалобить Рона, чтобы он не был ко мне так строг.
– Вот видишь Рон, меня все щенком обзывают, а ты всё балбес и неумеха.
Нубиец шутку не воспринял и, приказав поднять тяжеленный железный прут, который заменял мне тренировочное копьё, причём будучи раза в три тяжелее настоящего, сказал.
– Пока не убьёшь десятка два-три нахалов, которые при виде тебя не прикусывают языки, так и будешь у меня балбесом и неумехой, а у них щенком. А теперь покажи мне, как нужно защищаться от всадника.
Вечером, созвав совещание из Штыря, Рона и Дарина, я поделился с ними утренними новостями.
– Видел я этих мерзавцев раньше, – заметил гном, – каждый год приезжают за данью. Они скорее от себя защищают, чем от герцога. У них отряд в пятьдесят клинков, так что, Макс жди гостей. Таросс действительно никого не прощает, если вопрос касается денег.
– Пятьдесят клинков – это серьёзно, – нахмурился Рон.
– Был бы замок нормальный, перестреляли бы всех, – с сожалением сказал ветеран, – а то решётка просто смех, да и только, четыре лошади вырвут на раз.
– Если запрёмся в замке, они всю деревню разрушат, – откликнулся я, – нужно что-то другое придумать.
Мыслей ни у кого не было, потому что пятьдесят клинков – это действительно серьёзная сила, и уж точно не нашими десятью дружинниками, едва умеющими держать копья, было её останавливать.
Так ничего и не придумав, мы с подавленным настроением разошлись. Больше всех переживал Штырь, он считал, что недостаточно интенсивно тренирует бойцов, раз господину барону приходиться самому придумывать, как расправиться с наёмниками.
Лёжа в кровати, я поглаживал плечо лежащей рядом девушки и вспомнил, что она за ужином проронила всего несколько слов, остальное время молча подавала еду и питьё. Поскольку тогда я был погружён в свои мысли, то не заметил её состояния.
– Сатти милая, почему ты печальна? – спросил я, целуя её в шею.
– Всё хорошо господин, – ответила она тихо.
На этот раз я решил выпытать у неё подробности, сегодня я устал не слишком сильно и силы продолжать разговор были.
– Я же вижу, ты в последнее время сама не своя, не улыбаешься и меня сама перестала целовать, – неожиданно вспомнил я.
Девушка вздрогнула и затряслась. Она плакала.
– Что случилось, моя хорошая? – спрашивал я, успокаивая её и гладя по голове рукой.
– Вы рассердитесь, господин, – сквозь рыдания услышал я.
– Вот если ты сейчас не успокоишься и не расскажешь мне, что случилось, то я точно рассержусь, – я сделал свой голос немного строже.
Уловив изменение тона, девушка перестала плакать и, вытирая руками лицо, села на кровати, повернувшись ко мне.